Заветное желание владыки стефана. Церковь прокомментировала обвинения в адрес епископа гомельского и жлобинского стефана Умер от голода

Соответствующий указ огласил патриарх Московский и всея Руси Кирилл в храме Христа Спасителя в Москве за Божественной литургией в девятую годовщину интронизации 1 февраля 2018 года.

Стефан, епископ Гомельский и Жлобинский (Нещерет Анатолий Владимирович)

Родился 3 января 1966 г. в с. Вертиевка Нежинского р-на Черниговской обл. в крестьянской семье.

После окончания в 1982 г. средней школы жил в Чернигове, где проходил послушание иподиакона у архиепископа Черниговского и Нежинского Антония.

По завершении службы в рядах Вооруженных сил в 1985-1988 гг. учился в Московской духовной семинарии.

4 января 1987 г. в Свято-Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры инспектором МДС архимандритом Венедиктом (Князевым) пострижен в монашество с именем Стефан в честь первомученика архидиакона Стефана.

14 января 1987 г. в Покровском академическом храме ректором Московских духовных школ архиепископом Дмитровским Александром рукоположен во иеродиакона, 3 июня - во иеромонаха в церкви в честь Смоленской иконы Божией Матери в Троице-Сергиевой лавре.

С 1987 г. по октябрь 1988 г. служил в Свято-Николаевском храме д. Работин Коропского р-на Черниговской обл., затем по май 1990 г. нес различные послушания в Киево-Печерской лавре, с мая по сентябрь 1990 г. был настоятелем Свято-Николаевской церкви в д. Сварычевка Игнянского р-на Черниговской обл.

1 ноября 1990 г. переведен в Гомельскую епархию и назначен настоятелем Свято-Покровского храма в с. Корма Добрушского р-на Гомельской обл. Здесь в 1991 г. были обретены мощи святого праведного Иоанна (Гашкевича), чудотворца Кормянского, причисленного к лику местночтимых святых 30 апреля 1998 г. Обретение мощей совпало с приездом в Гомель Святейшего Патриарха Алексия II в дни первого визита Его Святейшества в Беларусь.

22 декабря 1998 г. назначен благочинным Добрушско-Кормянского церковного округа. Став местом паломничества, Свято-Покровский приход в Корме в 2000 г. был преобразован в Иоанно-Кормянский женский монастырь, а архимандрит Стефан назначен его строителем. В период своего пастырского служения архимандрит Стефан создал Службу с акафистом святому праведному Иоанну Кормянскому и акафист преподобному Лаврентию Черниговскому.

В 2002 г. окончил Киевскую духовную академию.

Постановлением Священного Синода от 24 декабря 2004 г. определен епископом Туровским и Мозырским.

29 января 2005 г. в Петро-Павловском соборе г. Гомеля наречен, а 30 января хиротонисан во епископа Туровского и Мозырского. Хиротонию совершили: митрополит Минский и Слуцкий Филарет, архиепископы Уральский Антоний, Витебский Димитрий, Пинский Стефан, Гомельский Аристарх, епископы Бобруйский Петр, Гродненский Артемий, Новогрудский Гурий, Полоцкий Феодосий, епископы Черниговский Амвросий, Васильковский Пантелеимон, Могилевский Софроний, Брестский Иоанн.

В 2015 году епископ Стефан девушку не совершать самоубийство, не прыгать с моста.

Девушка стояла на пешеходном мосту через реку Сож возле Дворцово-паркового ансамбля и собиралась прыгнуть вниз. Падение оказалось бы смертельным, так как девушка забралась на самую высокую точку моста - 30-35 метров над рекой.

По словам очевидцев, она никого не подпускала к себе, угрожала спрыгнуть и заявляла, что не слезет с моста, пока сюда не придет ее мать. Сотрудники МЧС и правоохранительные органы оказались бессильны.

Уговорить девушку спуститься смог лишь епископ Гомельский и Жлобинский Стефан, чье епархиальное управление находилось недалеко от места потенциальной трагедии.

Епископ Стефан взял девушку под свою опеку и увел ее в епархиальное управление, отказавшись от общения с прессой со словами «я не герой».

Епископ Стефан (Никитин) (28.09.1895 – 28.04.1963)

Епископ Стефан, в миру Сергей Алексеевич Никитин, родился 15/28 сентября 1895 г. в Москве, в благочестивой семье. Мать Сергея Любовь Алексеевна происходила из духовного сословия – ее отец, священник, под конец жизни принял монашество и стал архиереем. Отец служил старшим бухгалтером на крупной мануфактуре.
Ребенком Сергей любил «облачаться» в платки, «служить» церковные службы, много бывал в храме Божием.

Окончив начальную школу, он продолжил обучение в Первой мужской гимназии, после окончания которой поступил в Московский Университет на медицинский факультет. В 1918 г., в числе многих студентов, был направлен в Туркмению, где в то время была эпидемия малярии. По возвращении в Москву он работал ординатором у проф. Россолимо – известного врача, в нервной клинике МГУ. Тогда же он начал работать и в детском доме для умственно отсталых, находившемся в Милютинском переулке. На этой работе он познакомился с Борисом Холчевым – будущим архимандритом Борисом, с которым их связала дружба на всю жизнь.

Перед Сергеем Алексеевичем в ту пору встал нелегкий выбор между работой практикующим врачом и занятиями научной медициной. Как человек глубоко верующий, он хотел принять это решение по благословению старца. Он обратился к Борису Холчеву, поддерживавшему связь со старцем Нектарием Оптинским (ныне прославлен в лике преподобных), с просьбою устроить ему поездку в с. Холмищи, где тогда проживал о. Нектарий. По тем временам это было чрезвычайно сложно, но встреча состоялась.

О ней рассказывал Борису Васильевичу сам Сергей Алексеевич по возвращении: приехав к о. Нектарию, он увидел перед собою весьма преклонного возраста, болезненного на вид человека, и вдруг стали появляться чувства досады, вражды и недоверия к духовным способностям "старикашки", но тем не менее – раз уж приехал в такую даль – он подошел под благословение и остался на беседу со старцем. А старец завел с ним разговор о временах ветхозаветных, о том, как высока была культура и развита цивилизация до Потопа, как оземленилось достигшее многих свершений тогдашнее человечество и как Господь через Ноя сто лет звал людей к исправлению – он проповедывал покаяние перед лицом гнева Божия, а в доказательство своих слов строил ковчег. "И людям того времени", - сказал старец, - "было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров да еще проповедует от имени Бога о грядущем Потопе. Смешно!"
Тут Сергей Алексеевич, доселе недоумевавший о теме разговора, узнал собственные выражения… "Старикашка" прочел его мысли. Сильное смущение овладело им. Он так и не спросил о своем наболевшем – старец благословил его лечь отдыхать. Поутру перед отъездом, благословляя Сергея в дорогу, о. Нектарий скороговоркою сказал: «Врач-практик, врач-практик». Так он получил ответ на не высказанный вслух свой вопрос.

Долгое время после полученного ответа Сергей Алексеевич был врачом-практиком, невропатологом. Приходилось ему лечить людей и на свободе, и в заключении, да и после принятия священного сана и в дальнейшем епископской хиротонии использовать обширные медицинские познания в деле пастырского окормления. Он всегда старался помочь человеку, имел попечение о немощных, опекал одиноких старушек.

В 20-е годы Сергей Алексеевич стал бывать в храме Святителя Николая в Кленниках, куда он попал вместе с Борисом Васильевичем Холчевым. При настоятельстве о. Сергия Мечёва, в 1925 г. он стал членом церковной двадцатки и старостой храма, деятельным помощником настоятеля, и разделил участь всех священнослужителей маросейского храма и многих алтарных братьев и активных прихожан – в 1931 г. был подвергнут аресту и ссылке.

Находясь в лагере в Красной Вишере, работал врачом, стараясь облегчать участь больных, особенно из духовенства; он узнавал лиц духовного сана по их глазам, по взгляду – среди множества обритых наголо нагих людей, поступавших на врачебный осмотр из лагерного санпропускника.

Во время лагерного заключения с Сергеем Алексеевичем произошло событие, запомнившееся ему на всю жизнь. Дополнительно начавшееся следствие поставило под угрозу его уже близкое на тот момент освобождение, было замечено его стремление облегчать участь духовенства и "церковников". Ему могли дать дополнительно еще 10 лет срока. И близкая по духу медсестра, видя его подавленное настроение, рассказала ему о подвижнице благочестия - блаженной Матронушке, которая помогает всем, призывающим ее имя с молитвой, просящим ее помощи в тяжких обстоятельствах. Сергей Алексеевич вышел на улицу, усердно молясь Богу и призывая на помощь Матрону, при этом он дал обет – если ее молитва поможет ему, он по освобождении найдет ее и навестит.

Его освободили в 1933 г. без всяких неприятностей, он получил направление во Владимирскую область.

Обет свой он исполнил, разыскал и навестил блаженную. Увидел он перед собою крошечного роста пожилую слепую женщину, лежащую неподвижно. Она назвала его по имени (при этом упомянула и обстоятельства, которые привели его к ней) и рассказала ему свою историю: калека от рождения, она ослепла после перенесенной болезни, и все свое детство и юность провела лёжа в храме, оставляемая родными на попечение церковниц. Священник учил девочку молитвам, причащал, объяснял ей богослужение. Ничем не развлекаемая, она глубоко воспринимала и запоминала слышимое, выучила на память множество текстов Св.Писания и с детских лет стала великой молитвенницей, наделенной Господом многими дарами, к которой за утешением притекало множество людей. В разговоре с Сергеем Алексеевичем Матронушка сказала, что она скоро "понадобится" в Москве, ее туда увезут и она умрет там. Слово ее сбылось, она скончалась в тюремной больнице. Место ее погребения неизвестно, а сама блаженная Матрона Анемнясевская (Белякова Матрона Григорьевна) в 1999 г. причислена к лику святых, опубликованы и изданы материалы ее жития.

Блаженная предсказала Сергею Алексеевичу его будущее в священном сане, просила его молиться о ней; став в дальнейшем священником, он поминал Матрону на каждой литургии – «даже прежде своих родителей», говорил он.

По выходе на свободу Сергей Алексеевич поступил на работу по специальности сначала в г. Карабаново, а затем в с. Струнино Александровского района Владимирской области. Живя там, он близко познакомился со Святителем Афанасием (Сахаровым), епископом Ковровским .

Вел Сергей Алексеевич жизнь глубоко молитвенную; благочестие его привело к принятию решения послужить Господу в священном сане, и он был рукоположен епископом Афанасием – по разным сведениям, в 1934 или 1935 гг., тайно.

С большими трудностями, преодолевая сопротивление начальства и органов гос.безопасности, он сумел уволиться с работы и уехал для служения Церкви Божией в Среднюю Азию, где служил давно принявший священство его друг – о. Борис Холчев.

О. Сергию дали назначение в г.Курган-Тюбе, весьма глухое место, где ему пришлось служить в пустом храме в течение 9 месяцев – при этом он и проповедывал, отвечая на вопрос удивленному мальчику–прислужнику – "Людей нет, но храм полон небесных сил, им я и буду говорить" (церковь была посвящена Св. Архистратигу Михаилу).

После нескольких перемещений по Среднеазиатской епархии о. Сергий совершенно расстроил свое здоровье: он имел больное сердце и климат этого края был ему противопоказан. В 1955 г. он был переведен на Украину, в Днепропетровский Тихвинский женский монастырь, где стал духовником обители. Он принял монашеский постриг и был назван Стефаном, в честь прп. Стефана Махрищского. В 1959 г. был возведен в сан архимандрита. Монастырь был внезапно и спешно закрыт властями – о. Стефан совершал проскомидию в алтаре, и ему даже не дали дослужить Литургии.

После этого о. Стефан возимел большое желание послужить Господу и людям в глуши, на сельском приходе, но у священноначалия были иные планы. Он был рекомендован Святейшему Патриарху Алексию I кандидатом во епископы. Седьмого апреля 1960 г. последовала хиротония и назначение епископом Можайским, викарием Московской епархии; колоссальная нагрузка, возложенная на него как на управляющего делами Московской епархии, привела епископа Стефана в конце 1961 г. к тяжелому заболеванию – инсульту с частичным параличом. Несколько оправившись после болезни, он был переведен в Калугу исполнять обязанности епископа Калужского и Боровского. Испытывая тяжкие страдания от последствий болезни, на призывы близких уйти на покой он отвечал: "Лучше умереть стоя, чем жить лёжа", много работал, служил и проповедывал.

Скончался владыка Стефан 15/28 апреля 1963 г. на амвоне храма, после Литургии в Неделю Жен-мироносиц, во время произнесения праздничной проповеди – оборвав ее на полуслове, он мирно отошел ко Господу на руках сослуживших с ним.

Похоронен епископ Стефан на кладбище храма Покрова Пресв. Богородицы в с. Акулове Московской области, у алтаря.

Е пископ Стефан, в миру Сергей Алексеевич Никитин, родился в Москве, но вырос и провел детство в фабричном поселке вознесенской мануфактуры Богородского уезда Московской губернии, где его отец был одним из старших бухгалтеров фабрики. Мать владыки Стефана, Любовь Алексеевна Никитина, была духовного происхождения. Ее отец московский священник в церкви Троицы в Лужниках принял монашество с именем Сергия в Даниловом монастыре, где долгое время был архимандритом, а затем рукоположен во архиерея и назначен епископом Угличским. Все члены семьи Никитиных были глубоко верующими.

Сережа очень любил бывать в церкви, а дома часто «облачался» в платки и играл «в службу». Родные надеялись, что он пойдет по стопам деда, однако мальчик мечтал о врачебной профессии, которая помогала бы ему делать добро людям. Окончив школу, Сережа поступил в мужскую гимназию (у храма Христа Спасителя), а после ее окончания стал студентом Московского университета. В 1918 году он окончил университет и был направлен в Среднюю Азию. Вернувшись в Москву, он поступил в клинику МГУ. Одновременно начал работать в Детском доме для умственно‐отсталых детей. Сергей Алексеевич стоял перед выбором между занятиями исследовательской медицины и работой практического врача. Оптинский старец Нектарий благословил его заниматься практикой. Долгое время Сергей Алексеевич был врачом‐практиком на свободе и в заключении, когда стал священником, а позже - епископом.

По специальности епископ Стефан был невропатологом. Профессия врача согласовывалась с его детскими мечтами о помощи людям. Он всегда старался кому‐то помочь, о ком‐то позаботиться, кого‐то устроить и имел на своем попечении каких‐нибудь старушек.

В Москве Сергей Алексеевич стал посещать храм святителя Николая на Маросейке, а затем стал его старостой. Здесь же 16 февраля 1931 года он был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной организации, якобы существовавшей при храме Николы в Кленниках. Протоколы допросов Сергея Алексеевича Никитина свидетельствуют, что он готов был пострадать за веру и не шел на компромиссы с совестью.

30 апреля 1931 года Сергей Алексеевич был приговорен к трем годам заключения в Красновишерском исправительно‐трудовом лагере, на Северном Урале.

Оказавшись в Красной Вишере, Сергей Алексеевич был сразу использован по специальности, как врач. Сначала он обследовал прибывающих в лагерь арестантов, а впоследствии был назначен заведующим туберкулезным отделением лагерной больницы.

Как заведующему ему полагалась отдельная комната, в которой тайно по субботам и под большие праздники собирались верующие для молитвы. В комнате врача хранились и Святые Дары, которыми причащал больных друг Сергея Алексеевича - священник, который жил в бараке и работал на погрузке леса. Будущий архиерей с величайшим риском для себя старался оказывать помощь заключенным, особенно духовенству, молясь, чтобы Господь Сам позволил доктору в подходящих к нему обритых и раздетых людях, прибывающих с этапа, распознавать лиц духовного звания.

Доброжелательное отношение врача вызывало любовь к нему у окружающих. Одна из медицинских сестер говорила о нем: «Врач Никитин посещал больного и вносил с собою радость жизни: русый, голубоглазый, в белой косоворотке, вышитой васильками, он декламировал «Евгения Онегина», которого знал наизусть, или рассказывал невинные анекдоты». В лечении был осторожен и последователен, всегда надеялся на выздоровление, даже если оставался 1% жизни в больном, и считал, что этот один процент может перетянуть остальные 99% смерти.

Когда до окончания срока Сергею Алексеевичу оставалось уже полгода, пришла беда. Знакомая фельдшер в управлении лагеря услышала разговоры о том, что на него послан материал в Москву. Было замечено его стремление облегчить участь заключенных. Дело грозило ему еще десятью годами лагеря. Доктор был подавлен этой вестью. Видя его в таком состоянии, та же медсестра сказала ему: «Сергей Алексеевич, испробуйте еще одно средство. У нас в Пензе есть блаженная Матреша, она всем помогает, даже заочно. Пойдите на берег реки (врач имел право выхода за проволоку) и покричите ей, попросите о помощи». Сергей Алексеевич ухватился за этот совет. Он пошел на берег реки, усердно там молился Богу, а затем трижды прокричал: «Матреша, помоги мне! Я в беде». Кроме того он дал обет - если молитвы Матреши помогут и все обойдется благополучно, после освобождения из лагеря первым делом навестить ее.

Без всяких неприятностей Сергея Алексеевича освободили в срок, и он получил направление во Владимирскую область. Первым делом он поехал к родным в Москву, но уже на другой день сестра провожала его в Пензу. При освобождении два парня из той же местности получали освобождение. Он расспросил их о блаженной Матрене. Они знали о ней от своих матерей и теток. Сергей Алексеевич вошел в указанную избу, которая была незаперта и пуста. И только на столе стояло что‐то вроде небольшого ящичка. «Здравствуйте», - сказал Сергей Алексеевич. «Здравствуй, Сереженька», - ответил голос из корытца. Сергей Алексеевич подошел к столу и увидел небольшое человеческое существо, слепую маленькую женщину в платочке с недоразвитыми руками и ногами. «Откуда ты знаешь мое имя?» - «А разве ты не помнишь, как полгода назад ты меня кликал и просил помощи? Тебе в самом деле угрожала большая беда. Все это время я молилась о тебе. А вот ты скоро будешь стоять пред престолом Божиим, тогда уже ты молись обо мне». Став священником, Сергей Алексеевич неизменно поминал ее первую на каждой проскомидии, даже прежде своих родителей.

Выйдя из лагеря, Сергей Алексеевич поступил на работу врачом сначала в г. Карабаново, а затем в г. Струнино Александровского района Владимирской области. Здесь в Струнине, которое стояло на железной дороге, Сергея Алексеевича могли легче навещать сестры, родные, близкие и знакомые.

В Струнине доктор Никитин уже точно был тайным священником. Служил по ночам у себя на квартире, днем работал в стационаре и поликлинике. О тайном священстве доктора Никитина было известно очень малому числу людей, в том числе Лидии Владимировне Амбарцумовой. Лидии Владимировне довелось бывать на тайных богослужениях, которые совершал отец Сергий в Струнине. Начинал службу он уже ближе к утру, служил очень тихо, шепотом.

В 1950 году священник Сергий Никитин решил выйти на путь открытого служения Церкви Христовой. Для этой цели отправился в Ташкент к правящему епископу. Последний пришел в восхищение от его всесторонней образованности, личного обаяния и духовной настроенности и обещал включить его в число членов своего клира, как только Сергей Алексеевич сумеет освободиться от светской службы. Однако это было не так‐то легко. Начальство потребовало, чтобы он нашел себе замену. Целый год дело не сдвигалось с места. Сергей Алексеевич приходил в уныние, тем более, что из Средней Азии приходило напоминание, что его ждут. К Сергею Алексеевичу хорошо относился заведующий горздравотделом, который и отпускает его своей властью. Сергей Алексеевич уволился и вскоре уехал.

Служение отца Сергия в Средней Азии длилось пять с половиной лет и было очень трудным. За это время его трижды переводили с прихода на приход, и все они были непростыми.

Сначала его послали в г. Курган‐Тюбе, который он в письмах называл «местом, забытым Богом». Здесь он прожил 9 месяцев, и все это время служил почти в пустом храме. Однажды в Прощеное воскресенье богомольцев не было, но о. Сергий вышел говорить проповедь. «Кому же вы будете говорить? - спросил прислуживающий о. Сергию сирота Степа, - Никого ведь нет». - «Людей нет, но храм полон небесных сил (храм был посвящен святому архистратигу Михаилу), им я и буду говорить».

О. Сергия перевели в Ташкент и Владыка поручил ему постройку молитвенного дома в соседнем с Ташкентом селе Луначарском. Среднеазиатский климат сказался на здоровье о. Сергия, - плохое сердце, вегетативный невроз давали себя знать на каждом шагу. О. Сергий изнемогал и в конце концов решил расстаться со Средней Азией и по состоянию здоровья проситься в Россию, к владыке Гурию в Днепропетровск.

В Днепропетровске с 28 июня 1957 года протоиерей Сергий приступил к обязанностям старшего священника Свято‐Тихоновского женского монастыря и стал духовником сестер. О. Сергий очень заботился о выполнении устава и о внятном чтении и пении. Он приходил в храм за два часа до начала обедни и начинал проскомидию, чтобы без спешки помянуть всех своих близких.

Владыка Гурий советовал принять о. Сергию монашество, на что он согласился. В первых числах января 1959 года архиепископ Гурий постриг протоиерея Сергия в монахи с именем в честь преподобного Стефана Махрищского. На Пасху 1959 года владыка Гурий возвел иеромонаха Стефана в сан архимандрита.

После смерти владыки Гурия о. Стефан хотел найти для себя какой‐нибудь маленький сельский приход, чтобы там на свободе молиться и служить до конца дней. Он нашел такое место в селе Кориже, недалеко от Малого Ярославца. Но не такова оказалась воля Божия.

О. Стефан был рекомендован патриарху Алексию как кандидат во епископы. 7 апреля в Московском Богоявленском патриаршем кафедральном соборе архимандрит Стефан был рукоположен во епископа Можайского, викария Московской епархии. Жил он и служил при храме Ризоположения на Донской улице. О его проповедях говорили, что, услышав его раз, нельзя было не прийти во второй и третий. Духовенство, приходившее по делам своих приходов, владыка принимал в Новодевичьем монастыре. Посещал Владыка Стефан и богослужение в подведомственных ему храмах. Скромно приедет, незаметно встанет у порога и, отслушав службу, сделает замечания и указания священнику.

Недолго пришлось Владыке Стефану потрудиться на новом поприще. Он внезапно тяжело заболел. Некоторое время он был между жизнью и смертью. Выздоравливая, Владыка всем и каждому говорил о необходимости стяжать и вкоренить в сердце непрестанную молитву: «Я сплю, а сердце мое бдит», - и хранить свои чувства от нехороших, да и вообще лишних впечатлений.

Некоторое время после болезни понемногу епископ Стефан стал присутствовать за богослужением в Ризоположенском храме и произносил там проповеди. Тяжелейшая болезнь Владыки - инсульт - привела к тому, что 9 апреля 1962 года он был освобожден «согласно… прошению, по болезненному состоянию… от должности епископа Можайского». Но уже 19 июля 1962 года епископ Стефан был назначен временно исполняющим обязанности епископа Калужского и Боровского.

Весь Великий пост 1963 года не мог посещать церковь - чувствовал себя очень плохо. Незадолго до смерти владыка жаловался на жестокие боли в сердце. «Все мне трудно: сидеть устаю, стоять устаю, есть устаю. Мне вот говорят: «Вы рано вышли на служение после болезни». А по мне лучше умереть стоя, чем жить лежа». Всю последнюю неделю своей жизни епископ Стефан вспоминал архиепископа Мелхиседека (Паевского), скончавшегося в храме, рядом со престолом и говорил: «Вот бы так умереть!»

За неделю до кончины епископа Стефана навестил его духовный сын. Это было в Фомино воскресенье. Казалось, владыка чувствовал себя хорошо, был бодр, весел, шутил. Перед тем много служил: на Страстной неделе, на Пасхе и в этот день на Фоминой. Владыка отслужил обедню, вышел проповедовать. Похристосовался с народом и поздравил женщин с их праздником, приглашал их последовать примеру жен мироносиц - идти за Христом, служить ему. Указал, что Святая Церковь так оценила подвиг святых жен, что св. Марию Магдалину удостоила чина равноапостольного. В этот момент иподиакон владыки, по заранее сделанному владыкой указанию, напомнил ему, что он говорит уже 7 минут, но владыка продолжал речь. «Святые жены мироносицы служили Спасителю и своими трудами, и имением, они все отдали Христу. Так и мы…» На этих словах он стал опускаться. Окружающее духовенство подхватило его на руки. Его положили на пол. Он трижды вздохнул - и все было кончено.

По желанию владыки при жизни, он был упокоен у храма Покрова Богородицы в с. Акулово близ станции Отрадное (под Москвой).

Епископ Стефан (Никитин) был духовником таких архиереев и священников, как митрополит Иоанн (Вендланд) (1909‒1989), протоиерей Евгений Амбарцумов (1917‒1986), протоиерей Георгий Кондратьев (1929‒1994), протоиерей Сергий Орлов (в тайном постриге - иеромонах Серафим) (1890‒1975), архимандрит Борис (Холчев) (1895‒1971). Архиепископ Мелитон (Соловьев) (1897‒1986) пользовался наставлениями владыки Стефана. Все они до самой своей смерти хранили добрую память о нем.

Из пастырей ныне живущих, учениками епископа Стефана считают себя: архиепископ Запорожский и Мелитопольский Василий (Златолинский); протоиереи Александр Куликов, настоятель московского храма святителя Николая в Кленниках; Валериан Кречетов, настоятель Покровского храма в селе Акулово Одинцовского района Московской области, духовник Московской епархии; Валерий Бояринцев, настоятель храма Архангела Михаила в городе Алупка. Своим духовным наставником почитают Владыку протоиерей Владимир Воробьев, настоятель московского храма Николая в Кузнецкой слободе, ректор Свято‐Тихоновского гуманитарного университета; протоиерей Александр Салтыков, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах; священник храма святителя Николая в Кузнецкой слободе Александр Щелкачев. Все эти пастыри сегодня используют в своих трудах то, что получили в свое время от епископа Стефана. Духовный опыт, приобретенный при общении с Владыкой, передает своим подопечным и игуменья Свято‐Никольского Могилевского‐на Днепре монастыря Евгения (Волощук). Все они свидетельствуют: общение с епископом Стефаном дало им самый главный в жизни христианина и в жизни пастыря опыт - опыт общения со святым человеком.

Все, кто помнит владыку Стефана, отмечают, каким он был удивительно светлым, лучистым человеком. Причиной этого света, ясно запечатлевшегося в людской памяти, является огромная любовь епископа Стефана к Богу и к людям. О. А. Остолопова, очень любившая «Карабановского доктора», как называли между собой будущего святителя епископ Афанасий (Сахаров) и Ольга Александровна, писала о нем: «…Уж очень чиста у него душа, и такое мягкое, любящее сердце…». С точки зрения человеческих отношений, любовь владыки Стефана к людям проявлялась в самых простых формах: обыкновенная внимательность, заботливость, отзывчивость на любую нужду. Елена Владимировна Апушкина пишет: «Он вечно старался кому‐то помочь, о ком‐то позаботиться, кого‐то устроить». Постоянно у него в доме жила какая‐нибудь беспомощная старушка, которой нужен был кров, требовался присмотр, и не всегда у этих старушек не было собственных родственников.

Очень многим он помогал материально. Характерным является свидетельство игуменьи Евгении (Волощук): «Отец Сергий всегда, получив зарплату, призывал меня. У него был списочек старушек, которым он помогал, с адресами. И вот он расписывал: той - столько‐то, этой - столько‐то. А когда я ему говорила, чтобы он себе хоть сколько‐нибудь оставил, владыка отвечал: «Что я отдал, то и мое».

Епископ Стефан был очень талантлив - он имел замечательную память, прекрасное светское образование, очень много читал, превосходно знал русскую литературу. Сам знал досконально богослужение и другим говорил: «Изучайте богослужение. Там - все богословие. Там найдете ответы на все».

Владыка Стефан не любил поспешности. Проскомидию совершал подолгу. В помяннике его было 5000 имен. И каждого он помнил.

Епископ Стефан советовал хранить чувства от ненужных впечатлений, особенно от всего скверного. Советовал не поддаваться любопытству, когда на улице собирается толпа поглазеть на какое‐то происшествие.

Быт его был очень скромен. Материальные интересы не имели над ним власти. Непрестанно помогая другим, сам он не имел ничего лишнего. Единственное, что у него было, это библиотека, которую он завещал своим духовным детям.

Главное для епископа Стефана всегда было творить волю Божию. Везде и всегда он ее искал.

Евангельские истины епископ Стефан разъяснял просто и доходчиво. Многим, знавшим его, казалось, что через него говорил Сам Христос. Но главной проповедью епископа Стефана была его собственная жизнь. Твердость его веры и любовь к Богу и Церкви были известны даже Ее врагам. Своей кротостью и смирением он достигал больше, чем иной - строгостью.

Владыка был очень радостным человеком. Мог посмеяться над собой, вообще любил шутку.

Последними, недавними воспоминаниями о Владыке Стефане поделился его племянник. Алексей Николаевич вспоминает: «Общение с дядей происходило до 12 лет. Быт владыки Стефана был очень прост, но не спартанский: железная кровать, два книжных шкафа, письменный стол. В доме всегда были цветы. На подоконнике стояли «свешивающиеся» растения, которые всегда цвели. Один цвел синими, а другой - белыми цветами. Сергей Алексеевич называл их «жених и невеста». Еще было у него в квартире какое‐то растение с большими листьями в виде сердечка, по которым можно было определять погоду: если на кончике листа находилась капля - значит, будет дождь. На стене висели часы‐ходики, большая географическая карта России. У владыки постоянно жили одинокие старушки, которые помогали ему по хозяйству, они постоянно менялись: Татьяна Михайловна, тетя Паша, тетя Катя… В комнате владыки в Струнино всегда стоял запах сирени - пациенты приносили ему в благодарность цветы. Время было голодное, и когда я гостил у о. Стефана, мы ели на завтрак картошку с простоквашей. …Когда я засыпал, о. Стефан устраивал меня на полу (так как не было места), а сам зажигал лампаду, свечи и всю ночь служил. Владыка Стефан был человеком необычайной доброты, помогал всем, кому мог и чем мог. Свою зарплату он раздавал. У него всегда было доброе лицо, глаза. Владыка хорошо знал и любил литературу. Он очень любил шутить, смеялся до слез, и даже рыдал».

Епископ Стефан, в миру Сергей Алексеевич Никитин, родился в Москве, но вырос и провел детство в фабричном поселке Вознесенской мануфактуры Богородского уезда Московской губернии, где его отец был одним из старших бухгалтеров фабрики. Теперь этот поселок называется городом Красноармейском. Вокруг поселка лежала очень живописная местность, а сам поселок также был образцом красоты и порядка. В нем был и храм во имя Вознесения Господня, ныне уничтоженный.

Мать владыки Стефана, Любовь Алексеевна Никитина, была духовного происхождения. Ее отец, московский священник в церкви Троицы в Лужниках, принял монашество с именем Сергий в Даниловом монастыре, где долгое время был архимандритом, а затем рукоположен во архиерея и назначен епископом Угличским, викарием Ярославским. Все члены семьи Никитиных были глубоко верующими, по воскресеньям и праздникам посещали церковь.

В детстве Сережа очень любил бывать в церкви, а дома часто «облачался» в платки и играл в «службу». У дедушки были надежды, что, может быть, внук пойдет по его стопам.

У Сережи было три сестры: Елизавета и близнецы Ольга и Нина. Особенно он был дружен со старшей сестрой Лизой. Учились они в начальной школе при Воздвиженской мануфактуре. Вместе играли, вместе ходили в школу, спорили лишь о том, в чьем классе учителя лучше, спорили до слез. Особенные разногласия вызывал вопрос о законоучителе - кто лучше, священник ли о. Сергий Агибалов, преподававший в классе у Сержика, или о. диакон Михаил, который учил Лизу. К отцу Сергию, который стал и первым его духовником, Сережа был привязан, и уже на склоне лет, будучи епископом, разыскивал его могилу у алтаря церкви села Царева (близ Красноармейска), а живя в Струнине, одно время взял к себе его вдову, старушку Татьяну Михайловну. Подросшие дети - Сережа и Лиза - стали мечтать о врачебной профессии, которая помогла бы им делать людям добро. Окончив начальную школу, Лиза первая поехала учиться в Москву и поступила в гимназию М. Е. Приклонской, жила в общежитии. Затем и Сережа поступил в Первую мужскую гимназию (у Храма Христа Спасителя), он жил в пансионе при гимназии.

После гимназии Елизавета Алексеевна поступила на медицинский факультет Московских высших женских курсов, а через год брат ее стал студентом Московского университета. Жили они вместе, сначала снимая комнату в Калошном переулке на Арбате, а потом переехали к друзьям и товарищам Сергея Алексеевича.

Елизавета Алексеевна еще до окончания курса вышла замуж за одного из братьев Штурцель и после рождения ребенка вынуждена была оставить медицину,

Обучение в университете Сергея Алексеевича после революции было прервано. По распоряжению властей студенты-медики старших курсов направлялись в разные концы страны на борьбу с эпидемиями. В 1918 г. Сергей Никитин работал на малярийной станции в местечке Мерве (ныне г. Мары в Туркмении).

В 1919 г. был призван в армию и, как зауряд-врач, проходил службу в госпиталях. Вернувшись в Москву, он сдал экзамены и сделался ординатором профессора Россолимо в нервной клинике МГУ. Одновременно начал работать в детском доме для умственно-отсталых детей в Милютинском переулке (во дворе польского костела). На этой работе он нашел себе добрых друзей, с некоторыми из которых не порывал до конца их или своей жизни. Один из них был близким духовным сыном замечательного архиерея епископа Николая Елецкого, другой, Борис Николаевич Холчев, - последнего оптинского старца иеромонаха Нектария.

Сергей Алексеевич стоял теперь на распутье между занятиями исследовательской медициной и работай практического врача. Он обратился за помощью к Борису Холчеву, как к человеку глубоко верующему (что он сразу понял, познакомившись с ним). Сергей Алексеевич просил Бориса Николаевича организовать встречу с оптинским старцем о. Нектарием, к которому хотел обратиться за ответом на свой вопрос.

Борис Холчев общался с о. Нектарием. Старец был выслан из Оптиной в 1923 году в село Холмищи. Из-за дальности расстояния, бездорожья добираться туда было очень сложно. Борису Николаевичу помогал в этих поездках о. Никон, у которого была возможность достать лошадь и добраться до старца. Борис Холчев попросил о. Никона о помощи в организации поездки Сергея Алексеевича Никитина к о. Нектарию.

Поездка состоялась. О. Никон привез Сергея Алексеевича в село Холмищи в сумерках. В добротной крестьянской избе Андрея Ефимовича, хозяина дома, на половине отца Нектария читались вечерние молитвы. В горнице тихо слушали чтение несколько человек. Сергей Алексеевич с отцом Никоном молча присоединились к ним. Царил особый молитвенный уют. Близился отпуст. И вот из-за легкой перегородки появляется седенький согбенный старец. Как-то по-особому он идет. «Едва топчется», - подумал Сергей Алексеевич, и какие-то новые для него чужие навязчивые мысли овладели сознанием. «К кому ты пришел? Ведь этот старикашка, должно быть, выжил из ума? Смешно». Кто-то невидимый, но злой настойчиво навевал ему желание уйти.

Между тем отец Нектарий произнес отпуст, и присутствующие стали по одному подходить к нему за благословением. Сергей Алексеевич делает то же со всем внешним уважением к священному сану старца. Отец Нектарий всех благословил, но сказал, что плохо себя чувствует и просит приехавших воспользоваться гостеприимством на половине Андрея Ефимовича. Тогда отец Никон замолвил слово за Сергея Алексеевича, сказав, что, дескать, вот московскому врачу нужно будет завтра рано уехать, чтобы к сроку попасть на работу. Старец согласился поговорить с Сергеем Алексеевичем тотчас и оставил его в горнице. Все прочие вышли.

Отец Нектарий с трудом добрался до кресла у стола и предложил гостю присесть, сел сам в кресло, выпрямился несколько и спросил Сергея Алексеевича: «Скажите, а не приходилось ли вам изучать священную историю Ветхого Завета?» - «Как же, учил»,- ответил Сергей Алексеевич. «Представьте себе, - переходя от вопроса к повествованию, стал говорить отец Нектарий, - ведь теперь совершенно необоснованно считают, что эпоха, пережитая родом человеческим в предпотопное время, была безотрадно дикой и невежественной. На самом же деле культура тогда была весьма высокой. Люди многое что умели делать, предельно остроумное по замыслу и благолепное по виду. Только на это рукотворное достояние они потратили все свои силы тела и души. Все способности своей первобытной, молодой еще природы они сосредоточили лишь в одном направлении - всемерном удовлетворении телесных нужд. Беда их в том, что они стали плотью». Вот Господь и решил исправить эту однобокость. Он через Ноя объявил о потопе, и Ной сто лет звал людей к исправлению, проповедовал покаяние пред лицем гнева Божия, а в доказательство правоты своих слов строил ковчег. И что же вы думаете? Людям того времени, привыкшим к изящной форме своей цивилизации, было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров, да еще проповедует от имени Бога о грядущем потопе. Смешно».

Сергей Алексеевич узнал в словах старца знакомые выражения. «Выживший из ума старикашка». А этот «старикашка», оказывается, прочитал его мысли. Сергею Алексеевичу было не по себе, испарилось все, о чем он хотел спросить старца.

Отец Нектарий прервал его смущение удивительно обыкновенной фразой: «Небось, устали с дороги, а я вам про потоп». Глаза старца излучали добро и мудрость. Он предложил Сергею Алексеевичу прилечь на диван, а сам стал готовить письма для отправки с утренней оказией. Усталость быстро погребла под собой все остальные чувства Сергея Алексеевича. Он уснул. Только где-то среди ночи его потревожил шорох. Проснулся. Это отец Нектарий пробирался между столом и диваном к себе в келейку за дощатой перегородкой.

Сергей Алексеевич вскочил и подошел под благословение, чтобы проститься. Батюшка благословил его, приговаривая: «Врач-практик, врач-практик». Так был дан ответ на невысказанный вопрос о профиле медицинской работы Сергея Алексеевича. Это было даже больше, чем ответ. Долгое время после того Сергей Алексеевич был врачом-практиком в любых условиях - на свободе и в заключении. Он и потом, когда стал священником, а позже епископом, широко применял свои колоссальные медицинские познания для пастырского душепопечения.

По специальности Сергей Алексеевич был невропатологом. Он постоянно старался кому-то помочь, о ком-то позаботиться, кого-то устроить и имел на своем попечении каких-нибудь беспомощных старушек.

Сергей Алексеевич стал бывать на Маросейке. Это было уже после смерти отца Алексея Мечева, а вскоре Сергей Алексеевич стал за церковным ящиком, был деятельным помощником настоятеля. С 1925 года по октябрь 1930 года - староста прихода храма святителя Николая в Клённиках.

К 20-м годам относится начало дружбы Сергея Никитина с будущими священномучениками: Владимиром (Амбарцумовым) (+ 1937), Василием (Надеждиным) (+ 1930), после мученической кончины которых Сергей Алексеевич взял на себя заботу об осиротевших семьях своих друзей. После ареста в октябре 1929 года своего духовника, священника Сергия Мечева, он заботился также и о его семье. Известно, что отца Сергия Мечева он дважды навещал в ссылке в городке Кадникове Вологодской губернии.

16 февраля 1931 года Сергея Алексеевича арестовали и направили в Красную Вишеру, в лагерь, расположенный на реке Вишера в пределах Пермской губернии. Там заключенные строили целлюлозно-бумажный комбинат. Этот рабочий поселок вокруг лагеря со временем вырос в город Красновишерск.

Сергей Алексеевич был сразу использован по специальности, т.е. как врач. Сначала надо было обследовать прибывающих в лагерь арестантов для определения их физической пригодности к той или иной по степени трудности работе. А впоследствии он был назначен заведующим туберкулезным отделением лагерной больницы.

Сергей Алексеевич, насколько было в его силах, старался облегчить учесть немощных страдальцев, в особенности из духовенства. Но как было узнать последних среди множества людей, поступавших на осмотр из санпропускника бритыми и обнаженными? Сергей Алексеевич усердно молил Господа о помощи и узнавал священников, главным образом, по их глазам, по взгляду. Так однажды он среди большого этапа узнал Казанского архиепископа и шепнул ему: «Благословите, владыко». У того брызнули из глаз слезы, и он ответил: «Я думал, что попал в ад, а слышу ангельский голос».

Сергей Алексеевич много заботился о тяжелобольном диаконе Мише Астрове и выписывал ему дополнительное питание. Миша все раздавал, этим самым приводил в гнев доброго доктора. Миша просил прощения у Сергея Алексеевича, тогда доктор звал его к себе, давал ему еду и следил, чтобы тот все сьел.

У Сергея Алексеевича была отдельная комната. В комнате врача тайком собирались близкие, чтоб помолиться. В комнате хранились и Святые Дары, которыми причащал старый друг Сергея Алексеевича, священник, который жил в бараке и работал на погрузке леса.

Диакон Миша Астров постоянно видел вещие сны, и были случаи, когда он предупреждал своего врача об обыске. У доктора было маленькое Евангелие. Как и Святые Дары, Евангелие приходилось прятать.

Стремление Сергея Алексеевича помогать заключенным было замечено, и на него донесли в Москву. Сергею Алексеевичу грозили еще десять лет лагерей. Доктор был подавлен. Тогда местная (из Перми) медсестра, видя его в таком состоянии, посоветовала обратиться к блаженной Матреше, которая всем помогает даже заочно: «Пойдите на берег реки и покричите ей, попросите ее помочь». Сергей Алексеевич так и сделал. Он пошел на берег, усердно там молился. Затем трижды прокричал: «Матреша, помоги мне! Я в беде!» Кроме того, дал обет, если Матреша поможет, первым делом навестить ее.

Все обошлось, доктора выпустили из лагеря. Первым делом он поехал в Москву к родным, но уже на следующий день сестра его провожала в Пензу к Матреше.

Сергей Алексеевич узнал, в каком районе города она живет, а как пройти, посоветовали спросить любого встречного. Будущий владыка вошел в указанную избу. Она была незаперта и пуста, и только на столе стояло что-то вроде небольшого ящика или корытца. «Здравствуйте», - сказал Сергей Алексеевич, чтобы привлечь чье-нибудь внимание: «Здравствуйте, Серёженька», - ответил голос из корытца. Сергей Алексеевич подошел к столу и увидел небольшое человеческое существо – слепую, маленькую женщину в платочке, с недоразвитыми руками и ногами. «Откуда ты знаешь мое имя?» - «А разве ты не помнишь, как полгода назад ты меня кликал и просил помощи? Тебе в самом деле угрожала большая беда. Все это время я молилась о тебе. А вот ты скоро будешь стоять перед Престолом Божиим, тогда уже ты помолись обо мне».

Матреша рассказала Сергею Алексеевичу свою несложную историю. Она с детства была такая - безрукая, безногая, а потом еще заболела оспой и ослепла. Мать ее, уходя на работу, уносила в церковь, а зачастую и надолго оставляла ее на попечении церковниц. Они кормили несчастную маленькую калеку, меняли ей пеленки. Зачастую и прихожане приносили гостинцы, милостыньку. Любил ее и священник того храма, разговаривал с ней, объяснял богослужение. Евангелие и Псалтирь знала она наизусть и с самых ранних пор сделалась великой молитвенницей, к которой за утешением и помощью со всех сторон потек народ. Сначала она жила у матери, после ее смерти у своей сестры, а потом у внучатой племянницы. «Меня не обижают», - сказала она.

Популярность Матреши не нравилась местному начальству. «Матреша скоро в Москве понадобится, Матрешу скоро в Москву повезут, Москву ей показывать, Матреша в Москве и умрет», - говорила Матреша. Потом Сергей Алексеевич узнал, что Матрешу увезли в Москву, в Бутырки, где она вскоре и скончалась в тюремной больнице в возрасте 72 лет. Став священником, Сергей Алексеевич неизменно поминал ее первой на каждой проскомидии.

Выйдя из лагеря, Сергей Алексеевич поступил на работу врачом, сначала в г. Карабаново, а затем в г. Струнино Александровского района Владимирской области. Там жил он под молитвенным покровом преподобного Стефана Махрицкого, монастырь которого был раньше неподалеку. Имя преподобного Стефана Сергей Алексеевич принял впоследствии в постриге. Живя здесь, Сергей Алексеевич близко познакомился с Ковровским епископом Афанасием.

Здесь. в Струнине, которое стояло на железной дороге, Сергея Алексеевича могли легче навещать сестры, родные, близкие и знакомые. В свободное от работы время он много молился, вычитывал службы. Молиться приходилось тайком, при тщательно занавешенных окнах.

Сергей Алексеевич решил выйти на путь открытого служения. Для этой цели он направился в Ташкент к правящему епископу. Пришло время освободиться от светской службы, что было не так-то легко. В области не хватало таких квалифицированных невропатологов. Ему предлагали повышение в должности, хотели сделать областным невропатологом. Целый год дело не двигалось с места. Сергей Алексеевич приходил в уныние, тем более из Средней Азии пришло напоминание, что его ждут. К Сергею Алексеевичу хорошо относился заведующий горздравотделом, который даже бывал у него дома. Он догадывался, зачем Сергей Алексеевич хочет уйти от них, отпуская будущего владыку, начальник просил молитв, а через месяц после этого скончался.

Сергей Алексеевич уволился и уехал. Епархиальный владыка, ожидая, едва не нарушил данного год назад обещания. Сергею Алексеевичу пришлось подождать три месяца, он не получал назначения. Наконец его послали в г. Курган-Тюбе, который он в своих письмах оттуда называл «местом, забытым Богом». Здесь он прожил 9 месяцев, и все это время служил почти в пустом храме. Его предшественник. недобросовестный человек, добывал средства нехристианскими методами, потаканием суевериям (например, больных детей накрывал какими-то ковриками, которые должны были их вылечить). Сергей Алексеевич отменил все новшества и предлагал прибегать вместо этого к церковным Таинствам, что суеверным прихожанам не понравилось. Однажды в Прощеное воскресение богомольцев не было, но о. Сергий вышел говорить проповедь. «Кому же вы будете говорить? - спросил присутствовавший сирота Степа, - никого ведь нет. Людей нет, но храм полон Небесных сил (храм был посвящен святому архистратигу Михаилу), им я и буду говорить». Мальчик был поражен.

Отец Сергий не имел никаких средств. Питался хлебом и водой, и, когда пришло время платить налог, пришлось занимать у родных и близких. В это время в г. Ленинабаде было очень неблагополучно в среде духовенства. Владыка решил послать туда о. Сергия, но батюшка, измученный в Курган-Тюбе, наотрез отказался. Только после исповеди у духовного отца благодать таинства помогла ему преодолеть себя. Пробыл он в Ленинабаде недолго. Вскоре батюшка заболел брюшным тифом. Болел долго. Как раз в это время владыку переводили в Саратов, а на его место назначили архимандрита из Самарканда, который долго там прослужил. Оставляя свой любимый храм, новый епископ пожалел послать туда о. Сергия. Там оставался близкий к нему иеромонах, может быть, его духовный сын. О. Сергий направлялся туда с радостью, заранее считая иеромонаха братом. Но, увы, отцу Сергию были созданы невыносимые условия. Он столкнулся с завистью, ревностью, с настоящей травлей. Не выдержав всего этого, батюшка уехал в Ташкент. Вслед ему пошло донесение, что отец Сергий скрылся с церковной кассой. К сожалению, во всех неприятностях (может быть, кроме самой последней) епископ становился на сторону иеромонаха.

Отца Сергия перевели в Ташкент, но и пути скорби не кончались. Владыка поручил о. Сергию несвойственное, незнакомое и непосильное по здоровью дело - постройку молитвенного дома в соседнем с Ташкентом поселке Луначарском. Среднеазиатский климат и без того был вреден о. Сергию, у него было слабое сердце. Вегетативный невроз давал себя знать на каждом шагу, а тут надо было иметь дело с вовсе незнакомым делом. Не хватало денег на оплату рабочих и т.д., о. Сергий изнемогал. По состоянию здоровья он просится в Россию, к владыке Гурию, которого к тому времени перевели из Саратова на Украину, в Днепропетровск.

В ташкентский период известен случай, когда о. Сергий соборовал больную, и она получила исцеление. В другой раз верующую девушку под угрозой исключения за религиозные убеждения заставили в институте писать антирелигиозный доклад. Отец Сергий помог с докладом, но там были только научные сведения, ничего антирелигиозного не было. Доклад прошел блестяще.

В Днепропетровске протоиерей Сергий стал старшим священником женского монастыря и духовником сестер. Монастырский храм снаружи имел странный вид, т.к. верх его вместе с куполом был в свое время снесен, когда на месте упраздненного монастыря помещался детский дом. Но внутри он уже вновь принял вполне подобающий храму вид. Главный престол был посвящен Тихвинской иконе Божией Матери, и ее почитаемое изображение стояло на солее справа от алтаря (если стоять лицом к востоку). Невольно думалось, а где же сохранялась эта икона, пока монастырь был закрыт? Богослужение совершалось истово и благоговейно. Отец Сергий очень заботился о выполнение устава и о внятном чтение и пении. Кроме него, был в монастыре и другой священник, так что служили по очереди. Когда о. Сергий был очередным, то приходил в храм за 2 часа до начала обедни и начинал проскомидию, чтобы без спешки помянуть всех своих близких.

В монастыре о. Сергию была предоставлена отдельная квартира из трех комнат рядом с больничным домовым храмом. Обслуживала его приехавшая из Средней Азии, очень преданная ему старушка - тетя Катя. Владыка Гурий советовал о. Сергию принять монашество. Батюшка согласился. Постриг состоялся. По его желанию он получил новое имя - в честь преподобного Стефана Махрицкого, рядом с обителью которого он жил и молился. Отцу Стефану было хорошо под покровительством владыки Гурия, но вот владыку перевели в Белоруссию, в Минск. Вскоре женский монастырь в Днепропетровске закрыли, причем сделали это внезапно и спешно. Отец Стефан совершал проскомидию, в это время пришли рабочие, стали тут же все ломать, выбрасывать иконы. Отец Стефан просил разрешения дослужить обедню, но ему не позволили это сделать. Взяв в руки Святую Чашу и прижав ее к груди, о. Стефан пошел домой. По лицу его катились слезы.

Отец Стефан пришел в Минск к владыке Гурию. Из Белоруссии митрополита Гурия перевели в Ленинград, а оттуда в Крым, где он и скончался в 1963 году.

Отец Стефан хотел найти для себя какой-либо маленький сельский приход, чтобы там молиться и служить. Придя в Патриаршее управление хлопотать о своем деле, архимандрит Стефан встретил там епископа Гермогена, который порекомендовал Святейшему Патриарху Алексию архимандрита Стефана как хорошего кандидата во епископы. О. Стефан становится епископом Можайским, московским викарием, а также управляющим делами Московской епархии. Жил он при храме Ризоположения на Донской улице. Владыка уже тяжело болел. Его комната была очень неудобна, но владыка не умел и не хотел настаивать на своих личных материальных нуждах. Служил он в храме Ризоположения, говорил проповеди, принимал духовенство, посещал богослужения в подведомственных храмах, проверяя, как там соблюдается устав.

Некоторое время он находился между жизнью и смертью. В таком состоянии владыка видел бесов, припоминавших ему многое из забытого прошлого: анекдоты, пустые слова и т.д. «Но, - прибавлял он, - я видел и ангелов, видел и Самого Спасителя, но об этом расскажу после…» Однако для этого «после» уже не нашлось возможности. Одному духовному сыну он сказал только: «Я имел неизреченное утешение». Еще рассказал, что ему была показана груда битых пузырьков из-под лекарств и сказано: «Это твои добрые дела». Выздоравливая, владыка всем и каждому говорил о необходимости стяжать и вкоренить в сердце непрестанную молитву.

Во время болезни владыка часто исповедовался и приобщался Святых Таин. Владыке стало немного лучше, и он начал даже служить, хотя и с великим трудом. Сам батюшка говорил: «Все мне трудно: сидеть устаю, стоять устаю, есть устаю». Он говорил: «Весну не переживу». Зимой у владыки была сильная невралгия руки, боли невыносимые. Ему делали уколы и разные процедуры. Это немного облегчало его состояние. Владыка служил: на Страстной неделе, на Пасху и на Фомино воскресение. Всю последнюю неделю он все вспоминал владыку Мелхисидека, скончавшегося в храме на горнем месте во время чтения Апостола, и говорил: « Вот бы так умереть!» Владыка отслужил обедню, вышел проповедовать. Похристосовался с народом и поздравил женщин с их праздником жен-мироносиц. Во время проповеди владыка стал опускаться. Окружающие священники подхватили его на руки, положили на пол, из алтаря вынесли подушку. Он трижды вздохнул - и все было кончено. Отпевание совершалось во втором этаже храма под главенством приехавшего из отпуска архиепископа Леонида. Владыку похоронили, как он и просил, у храма Покрова Богородицы в с. Акулове, близ станции Отрадное.

Из последней проповеди владыки Стефана (Никитина) в Неделю жён-мироносиц:

Дорогие братья и сестры! Жёны-мироносицы служили Христу во время Его земной жизни. Оставив всё своё имение, дома свои и все мирские заботы, они всегда были с Господом, сопутствовали Ему и споспешествовали распространению Его учения.

А как мы в наших условиях можем быть с Господом? Где больше всего пребывает Господь? В храме более всего пребывает Господь и благодать Божия. Поэтому мы должны спешить в храм, как можно чаще бывать в храме и как можно дольше пребывать там, чтобы быть с Господом, служить Ему искренней молитвой, соблюдать Его заповеди, любить друг друга.

Использованные источники и литература:

Сегодня, в день праведной кончины ; † 28 апреля 1963), портал публикует две очередные , одна из которых посвящена приснопоминаемому Владыке. Оба рассказы были записаны Ниной Александровной Павловой со слов исповедницы Христовой Елены Владимировны Апушкиной.

Заветное желание владыки Стефана

Однажды узнал, что архиепископ Мелхисидек (Паевский) умер в храме на горнем месте во время чтения Апостола. И он возжелал: «Вот мне бы так умереть!» А рассказывала мне о владыке Стефане Елена Владимировна Апушкина, исповедница Христова, приговоренная в 1932 году к трем годам ссылки в Казахстан. В Москве мы жили в соседних домах, и я навещала уже ослепшую Елену Владимировну, чтобы почитать ей что-нибудь вслух. Помню, читала я по-церковнославянски с ошибками, и Елена Владимировна терпеливо поправляла меня, понимая, что я новичок в Церкви и лишь недавно крестилась. А уровень моего невежества в ту пору был таков, что когда Елена Владимировна рассказывала мне про Оптинских старцев, то я наивно полагала: старцы - это старички, очень умные, добрые и любимые дедулечки. Про мудрых дедушек всё было понятно, но что означает загадочное слово «Оптина»?

Будущее было неведомо, и я даже не догадывалась, что однажды куплю дом возле Оптиной пустыни и поселюсь здесь. Но будущее уже отбрасывало свою тень на настоящее, и рассказы Елены Владимировны исподволь вплетали мою жизнь в канву оптинских событий.

За ответом будущий владыка Стефан, а тогда еще молодой врач, поехал к преподобному Нектарию Оптинскому

Вот рассказ о поездке будущего владыки, а тогда еще молодого врача Сергея Алексеевича Никитина к († 1928). После окончания мединститута Сергей Алексеевич работал в клинике для умственно отсталых детей, был увлечен исследовательской работой и однажды встал перед выбором: посвятить ли свою жизнь науке или остаться практикующим врачом. С этим вопросом он и ехал к старцу. Поездка была долгой, трудной, опасной. После ареста и разгрома Оптиной в 1923 году старец жил под надзором в селе Холмищи, и ездили к нему тайно, под покровом ночи, иначе неприятностей не избежать.

Молодой человек, - спросил отец Нектарий, - вы читали про потоп?

Читал, - ответил Сергей Алексеевич.

Представьте себе, - продолжал старец, - ведь теперь совершенно необоснованно считают, что эпоха, пережитая родом человеческим в предпотопное время, была безотрадно дикой и невежественной. На самом деле культура тогда была весьма высокой. Люди многое что умели делать, предельно остроумное по замыслу и благолепное по виду. Только на это рукотворное достояние они тратили все силы тела и души. Все способности своей первобытной молодой еще природы они сосредоточили в одном лишь направлении - всемерном удовлетворении телесных нужд. Беда их в том, что они «стали плотью». Вот Господь и решил исправить эту их однобокость. Он через Ноя объявил о потопе, и Ной сто лет звал людей к исправлению, проповедовал покаяние пред лицем гнева Божия, а в доказательство своих слов строил ковчег. И что же вы думаете? Людям того времени, привыкшим к изящной форме своей цивилизации, было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров да еще проповедует от имени Бога о грядущем потопе. Смешно.

Небось, устали с дороги, а я вам про потоп, - сказал батюшка и предложил Сергею Алексеевичу прилечь на диване.

Усталый врач мгновенно уснул, а к концу ночи его разбудили: пора уезжать. Старец благословил Сергея Алексеевича в дорогу и, просияв по-детски чистой улыбкой, ответил на так и не заданный вопрос: «Врач-практик, врач-практик».

Это было больше, чем ответ на вопрос, потому что специальность врача-практика облегчила пребывание владыки в заточении. В 1931 году его арестовали в группе маросеевских прихожан и приговорили к трем годам заключения. Из Бутырской тюрьмы врача Никитина привезли в лагерь на Северном Урале и там назначили лагерным фельдшером. Теперь доктор проводил медосмотры заключенных и при тяжелых заболеваниях рекомендовал назначить на легкие работы. Сергей Алексеевич старался облегчить участь заключенных, но в первые месяцы, рассказывала Елена Владимировна, ему пришлось нелегко. И здесь к рассказу Елены Владимировны добавлю фрагмент из воспоминаний покойного протоиерея Василия Евдокимова, дважды отбывавшего срок в лагерях.

Сергей Алексеевич вымолил у Господа дар - распознавать Божиих людей. Был такой случай: в лагерь пригнали новый этап…

Самое тяжелое в лагере, - рассказывал мне батюшка, - это тоска от одиночества среди неверующих людей. Но как найти единомышленников? Как опознать их, если все обриты наголо и в одинаковых тюремных робах? И Сергей Алексеевич вымолил у Господа дар - распознавать Божиих людей. Был такой случай: в лагерь пригнали новый этап, и в колонне зэков был архиепископ Казанский - к сожалению, запамятовал его имя. И вот идет он, оборванный, обритый, оболганный, и вдруг слышит шепот Сергея Алексеевича: «Благословите, владыко». У владыки даже слезы из глаз брызнули: «Я думал, что попал в ад, а слышу ангельский голос».

Он вышел на берег реки и трижды прокричал: «Матренушка, помоги! Я в беде!»

Вскоре, рассказывала Елена Владимировна, врача Сергея Никитина назначили заведующим туберкулезным отделением в лагерной больнице, и ему дали отдельную комнату. В этой комнате хранились Святые Дары и Евангелие, а по ночам тайно совершались богослужения. Срок трехлетнего заключения Сергея Алексеевича уже подходил к концу, когда на врача написали донос. Фельдшерица подслушала, как начальник лагеря докладывал кому-то, что на Никитина заведено новое дело, теперь трехлетним сроком он не отделается, и дадут ему не меньше десяти лет. Сергей Алексеевич расстроился, а медсестра говорит ему: «Доктор, в наших краях живет блаженная Матренушка. Попросите ее помочь, она всем помогает». Да, но как из лагеря добраться до блаженной? «А вы покличьте ее, - посоветовала медсестра, - она и услышит». В тот же день Сергей Алексеевич вышел на берег реки и трижды прокричал: «Матренушка, помоги! Я в беде!» А дальше было вот что: начальника лагеря перевели служить в другое место, следственное дело куда-то исчезло, и вскоре доктор вышел на волю.

Есть и другая версия этого рассказа. «Проходи, Сереженька, проходи», - сказала блаженная Сергею Алексеевичу, сразу же назвав незнакомца по имени. Разночтения понятны, если учесть монашеское устроение великого пастыря, считавшего нескромным сообщать, что блаженная назвала его «владыкой». И это в ту пору, когда до хиротонии во епископа Можайского было еще долгих 26 лет.

Здесь следовало бы перечислить, в какие годы и в каких епархиях служил владыка Стефан. Но сама Елена Владимировна мне об этом не рассказывала. Узнавалось всё позже - из книг. Вот почему отсылаю читателя к книгам и особенно к публикациям Александры Никифоровой, собравшей интереснейшие воспоминания о владыке Стефане. Мне же представляется более существенным рассказать о последней встрече с Еленой Владимировной. Была она уже в преклонных годах, и позже, в Оптиной пустыни, я узнала: раба Божия Елена скончалась в 98 лет 7 февраля 1999 года в день памяти новомучеников и исповедников Российских. Вот и говорили мы в ту последнюю встрече о таинстве смерти и о кончине владыки Стефана.

Сбылось заветное желание владыки - умереть в церкви Христовой

Служить ему было трудно. В Калужском кафедральном соборе он служил только в нижней церкви, потому что подняться на второй этаж уже не было сил. А Великим постом 1963 года начались такие невыносимые боли в сердце, когда до церкви было уже не дойти. Служил владыка Стефан только на Пасху и на Фоминой неделе. А свою последнюю он отслужил в день памяти жен-мироносиц - 28 апреля 1963 года. Причастился владыка в алтаре и вышел с проповедью на амвон. Он говорил о той великой любви, что преодолевает страх, и жены-мироносицы бесстрашно шли за Христом во времена лютых гонений. Произнес он проповедь целиком, не договорил лишь последние два слога. Вдруг покачнулся, умирая, и иподиакон успел подхватить его. Так сбылось заветное желание владыки - умереть в церкви Христовой и близ Христа.

Похоронили владыку Стефана в Подмосковье - возле алтаря Покровской церкви в селе Акулово. Среди сопровождавших гроб был зять Елены Владимировны инженер Валериан Кречетов, а ныне протоиерей и настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Акулово. Когда-то, выйдя замуж за священника Константина Апушкина, матушка Елена молила Господа о даровании ей благочестивого потомства. И разросся ее род, яко древо плодовитое при исходищах вод. У отца Валериана 34 внука, а среди его сыновей есть уже священники. Милость Божия на претерпевших гонения и следовавших за Христом в тяжелые времена.

С днем памяти владыки Стефана связано одно мое личное событие. 28 апреля я должна была приехать в оптинские края для оформления сделки на покупку дома. Наследников было четверо, жили они в разных городах, а потому сговорились съехаться вместе в точно назначенный день. Надо ехать, а у сына температура 40. Ладно, думаю, днем оформлю сделку, а к ночи домой вернусь. Где там! Игумен Марк, а в ту пору инженер Миша Бойчук, сразу же разъяснил мне, что он мучается уже полгода с оформлением дома, а справку о приусадебном участке никак не достать. То есть сначала должна приехать комиссия из Калуги, перемерить землю, а потом уже сельсовет выпишет справку. Господи, помилуй! Что же делать? Вдруг вспоминаю: 28 апреля - день памяти Калужского владыки Стефана. Я на калужской земле, и он хозяин здесь. Ничтоже сумняшеся звоню в акуловский храм и прошу: пусть отец Валериан помолится на могилке владыки Стефана, чтобы он вступился в мое дело. И отец Валериан помолился.

Не может быть! - воскликнул отец Марк, узнав, что я за полдня оформила сделку.

Всё шло как по маслу, с необыкновенной легкостью. «Да ну, - сказали в сельсовете, - эту комиссию из Калуги до морковкина заговенья надо ждать!» И оформили справку по прежним замерам. Служивый народ уже гулял в преддверии праздников, и нас везде приглашали к столу: «Что вы стоите как неродные? Вот картошка горячая, грибы, огурчики. Посевная скоро, набирайтесь сил». И была радостная весна.

Когда владыку Стефана перевели в Калугу, он обрадовался: рядом Оптина. Он не раз приезжал в разоренную Оптину, где всё порушено, искорежено, а в храмах стояли еще трактора. Здесь он молился на могилках Оптинских старцев, плакал и радовался: «Святая земля!» Ему дано было пронести через всю жизнь ту великую любовь к Церкви и ее святыням, которую ничто не могло омрачить. А очернителей Церкви хватает. В акафисте иконе Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» есть такие слова: «Беды от врагов, беды от сродник, беды от лжебратии терпяще». Беды от врагов - это понятно. Беды от сродник - больно, но привычно. А беды от лжебратии - это нож в спину и предательство вместо любви. Тут и сильные, бывает, ломаются. Вот и владыка Стефан пишет в одном письме: «Меня и предупреждал епископ, что буду терпеть от “лжебратии”, которая является главной язвой современного церковного общества». А претерпел он немало. Однажды против владыки взбунтовался хор и забастовал псаломщик, требуя, чтобы службы были коротенькими, но владыка не позволил их сокращать. В другой раз предшественником владыки по храму был сребролюбец, забросивший все церковные дела и взимавший дань с населения за исцеления какими-то «ковриками». А чего стоит история закрытия Тихвинского женского монастыря в Днепропетровской епархии! О времени служения в этом монастыре владыка говорил «как о золотом яблочке, которое Господь посылает каждому человеку». Это была родная ему монашеская жизнь, где жили по Уставу, а не по указаниям невежественной и властной церковной двадцатки. Благодатные были дни. А потом на Днепропетровскую кафедру пришел епископ Иоасаф (Лелюхин) - «волк в овечьей шкуре», как называли его верующие. Он не только не защитил монастырь от гонителей, ломавших и выбрасывавших иконы из храма, но даже весело сказал советским властям: «Давно надо было ликвидировать это кодло».

Как можно любить Церковь с такими лжебратиями? А владыка любил. В Курган-Тюбе, где служил владыка, в ту пору еще отец Сергий, православных было мало, а однажды в церковь никто не пришел. Владыка, как всегда, служил благоговейно, а в конце службы произнес проповедь. «Батюшка, кому вы проповедь-то говорили?» - спросил его мальчик-прислужник. И услышал в ответ: «Вот когда в храме нет людей, присутствуют Ангелы».

Владыка любил эту Церковь, где служат Ангелы. Разве могут клеветники и лжебратия разрушить то, что создал Христос? Владыка чувствовал неземную небесную природу Церкви и всю жизнь спешил в храм. Там глава нашей Церкви Христос. Там Пречистая Богородица со святыми угодниками молят Бога о нас.

Келейница пыталась не пустить его в храм: «Владыко, вам отлежаться надо. Вы же умрете!» «Лучше умереть стоя, чем жить лежа», - ответил он

Однажды больной владыка Стефан пошел в церковь, а келейница тетя Катя пыталась остановить его: «Владыко, вам отлежаться надо. Вы же умрете!» «Лучше умереть стоя, чем жить лежа», - ответил он.

Эти слова владыки я часто вспоминала в ту пору, когда пришла неожиданно долгая болезнь и привела ко мне свою любимую подружку - саможаление. Жалко стало себя. И как мне, немощной, куда-то идти? Мне отлежаться надо! Сто причин, чтоб не ходить в церковь. Но владыка ходил, и я пойду.

Умер от голода

К сожалению, я так и не выполнила просьбу Елены Владимировны Апушкиной - записать и подготовить к печати ее воспоминания об известном московском диаконе Михаиле Астрове, служившем в Святодуховом храме на Пречистенке. Вскоре после революции храм закрыли и разрушили. Теперь на этом месте станция метро «Кропоткинская», названная так в честь революционера-анархиста Кропоткина. Осквернили богоборцы Москву, а следом начался голод.

Голод был страшный. А Мишенька все пожертвованные ему продукты отдавал голодающим или нес передачи в тюрьму.

При чем здесь пост? - не понимает меня Елена Владимировна. - Ведь Мишенька голодал. Ел совсем редко, когда угостят добрые люди. Но вот положат ему в гостях на тарелку котлету. Он отрежет от котлеты для себя малую крохотку. Остальное завернет и унесет с собой. «Простите, - говорит, - там семья с детишками, деткам нечего есть».

«Простите, - каялся отец Михаил. - Только вы лучше для меня еду не доставайте. Я не могу не раздавать, когда рядом голодают»

Туберкулез - болезнь голода. И в лагеря (их было несколько) диакон Михаил Астров попал уже больной туберкулезом в тяжелой форме. В Темниковском лагере больного диакона посылали на тяжелые работы. Осилить дневную норму он от слабости не мог, а потому получал лишь урезанную пайку, исхудав до состояния дистрофика. А потом был лагерь на Северном Урале, где туберкулезным отделением лагерной больницы заведовал будущий владыка Стефан, а тогда находившийся в заключении врач Сергей Алексеевич Никитин. Как же он старался помочь больному диакону! Однажды доктор Никитин выписал отцу Михаилу килограмм сала, а тот отдал сало больным. «Я с таким трудом достал это сало для вас, - рассердился Сергей Алексеевич, - а вам что ни дай, вы всё раздаете!» «Простите, Сережа, - каялся отец Михаил. - Только вы лучше для меня еду не доставайте. Я не могу не раздавать, когда рядом голодают».

Мишенька был из образованной именитой семьи, дядя - градоначальник Москвы, - рассказывала Елена Владимировна. - А сам он был простой, как ребенок, и так восторженно любил Христа, что жил, как велел Христос, - по Евангелию.

Умер диакон Михаил Астров от туберкулеза. А честнее сказать, от голода, потому что он не мог не отдавать свою еду голодающим. Так Христос заповедал, и он исполнил заповедь: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».

А что сказать о нас, строго постящихся, но от избытка «праведности» осуждающих тех, кто нарушает пост? В общем, оцеживаем комара, поглощая верблюда, в немилосердном поношении людям. Стыдно за прошлое, но прошлого не вернешь и уже не расспросишь Елену Владимировну о диаконе-исповеднике Михаиле Астрове. Сохранились лишь скупые сведения о нем. Но в мартирологе новомучеников и исповедников Российских, составленном протопресвитером Михаилом Польским, есть такие примечательные строки: «Диакон Михаил Астров. Умер от туберкулеза в ссылке в Каркарлинске Семипалатинской области в 1936 году. Монахиня Серафима Наумова ухаживала за ним последние полтора года и видела Ангела при его смерти».